Иммануил (Николаевич) Кант и мистическая «штукатурка» Калининграда
Стася Дёмина
В марте нам открылся Калининград. Или Кёнигсберг. Или городище Твангесте. Много там у них очень этой исторической штукатурки. А под ней — фресок. И вот эта штукатурка с помощью Александра Попадина — писателя и публициста (а как он сам себя называет «провинциального писателя и публициста») в какой-то момент начала падать нам на голову, обнажая, собственно, фрески.
Калининград очень странный город. Идешь, идешь, холмы, пустыри, арматура, земля мёрзлая, позади кубистский советский долгострой и памятный камень Гофмана, пруды замёрзшие — бац! впереди парк Людмилы Путиной. То есть, он, конечно, называется совсем по-другому, но разбит был аккурат после того, как она там однажды вздохнула нежно и памятно о своей юности. И 4 скульптуры Германа Тиле (1913 г.) там поставлены (которые после долгого отсутствия с окрестных дач возвращали) — а скульптуры те символизируют 4 греха человеческих: чванство, зазнайство, высокомерие и тщеславие. И вот тут фрески-то и проступают…
Но это ладно. Собор-то кафедральный восстановили! Могилу Канта (в её последнем архитектурном воплощении) тоже сохранили, ведь Кант — это уже икона. И его «звездное небо над нами и нравственный закон внутри нас» мы снова вспоминали в Валленродской библиотеке внутри Собора. Чертовски приятно становиться учениками в окружении талантливых учителей! Там же с Мариной Волковой — психотерапевтом, исследователем в области истории и философии образования, а по совместительству нашим проводником к знаменитой профессуре Альбертины — вспоминали, кто такой Бессель, Гельмгольц, Мойман, Конрад Лоренц и — вызвавший у прекрасной половины группы умиление своим прекрасным именем в сочетании с фамилией — Нарцисс Ах! Фигура, между прочим, значительная — психолог и директор института сравнительной психологии, который занимался, в частности, проблемой воли у человека.
Про Канта в Калининграде часто вспоминают и шутят. И как жители сверяли по его дневным прогулкам часы, а когда он однажды зачитался и не вышел из дому, жители очень растерялись. И как прекрасная умница графиня Денхофф закопала бронзовый памятник философу в своем огромном парке при усадьбе, чтобы спасти, а после его уже никто не нашел, но местные пьянчужки говорят, что долго пили на деньги, вырученные от сдачи какой-то металлической головы. И что Кант презирал пиво, считая ее «пищей дурного вкуса». И что ослепнув на левый глаз, он всегда просил какую-нибудь красавицу сесть справа от него за торжественным обедом. И что на недавний шуточный тест «Какое отчество было у Канта?», большинство почему-то выбрало «Николаевич».
Но город приходит к тебе не только с Кантом. Это не единственный его козырь. Люди. Наши современники, которые исследуют, ищут, очаровываются, разочаровываются, снова ищут, находят и рассказывают об этом тебе. Причем находить они могут и бутылочки Nivea 150-летней давности — как потрясающий Андрей Петрович из музея «Фридландские ворота», и привидение Ганса — как директор DER WRANGEL, одного из уцелевших фортификационных укреплений старого города.
С каждой такой встречей город проникает в тебя, а ты — в город, и эта диффузия мурашками отзывается на коже. Ты понимаешь, как мало ты узнал, но как много почувствовал. И эти чувства порой сильнее знания. Мы влюбляемся в мистику городов, в наше тайное ощущение. В то, что становится нашим.
И всё у них там в Кёниге будто по Иммануилу нашему (Николаевичу) Канту: вера в Бога, вера в бессмертную душу, и вера в свободную волю.